Я невольно поежился, представив себе, сколь многих достойных людей мы рискуем потерять, если пойдем на поводу у одержимого жаждой триумфа Самсонова. Бездумно бросаться на хорошо укрепленные позиции врага в лобовой атаке, не считаясь с потерями — в этом был весь Иван Федорович. Блестящий тактик, но скверный стратег, неспособный просчитать последствия своих действий дальше ближайшей баталии.
Между тем на совещании воцарилось молчание. Казалось, все его участники пребывают в некоторой растерянности, не решаясь открыто оспорить предложение командующего Черноморским флотом, но и не испытывая особого энтузиазма от перспективы штурмовать американскую твердыню в лоб.
Чувствуя, что еще немного — и горячая голова Самсонова увлечет за собой остальных, я решил вмешаться. В конце концов, на карту была поставлена не только судьба предстоящего сражения, но и жизни множества русских космоморяков. А я слишком хорошо помнил, каково это — терять боевых товарищей в огне бессмысленной бойни. И теперь просто не мог допустить повторения трагедии.
— Могу я высказать свое мнение? — неожиданно для всех поинтересовался я, обращаясь напрямую к командующему эскадрой. В наступившей тишине мой голос прозвучал неожиданно громко и отчетливо, заставив остальных участников совещания вздрогнуть и обернуться.
Адмирал Дессе смерил меня долгим испытующим взглядом, словно пытаясь просчитать причины столь неожиданной инициативы его крестника. Дессе не хотел очередного моего конфликта с Самсонов. Но, в конце концов, все же кивнул, давая разрешение продолжать.
— Даже самое трусливое и безобидное создание в Галактике будет драться до последнего, если оно окажется загнанным в угол, без малейшего шанса на спасение, — с расстановкой произнес я, обводя глазами притихших адмиралов и капитанов. — Американцы сейчас напуганы и дезориентированы. Многие из них, не будь на то приказа, охотно сложили бы оружие и сдались на милость победителей…
Собравшиеся недоуменно зашушукались, гадая, к чему я клоню. Они никак не могли взять в толк, какое отношение рассуждения о повадках галактической фауны имеют к грядущему штурму. Но я невозмутимо продолжал развивать свою мысль:
— Однако незадолго до того, как противник укрылся за стенами своей крепости, адмирал Дессе, насколько мне известно, отдал недвусмысленный приказ «не брать пленных». И «янки» имели возможность лично увидеть, как он претворялся в жизнь во время нашего преследования их кораблей от Никополя-4. Так что теперь они отлично понимают: пощады ждать неоткуда. А значит, даже те из них, кто был бы не прочь сложить оружие, станут сражаться с удесятеренным фанатизмом обреченных. Ведь им больше нечего терять…
Сидящие за столом, начинали улавливать подтекст в моих рассуждениях. И правда, если задуматься, то намерение брать космическую крепость даже не штурмом, а простым наскоком и числом, начинало казаться опасным безрассудством.
— В условиях предстоящей тяжелой и кровопролитной схватки наши потери рискуют оказаться чудовищными, — безжалостно резюмировал я, глядя прямо в глаза адмиралу Дессе. — Ожесточение загнанного в ловушку неприятеля обернется для нас тысячами и тысячами напрасных жертв. Причем удар примут на себя не только корабли, но и наши абордажные команды, которые будут вынуждены зачищать каждый вымпел противника, как неприступную крепость. Готовы ли мы пожертвовать ими ради скорейшего завершения кампании?
В каюте повисла звенящая тишина. Все невольно поежились, представив себе безрадостные перспективы, которые сулил русской эскадре упрямый и прямолинейный метод адмирала Самсонова, который сейчас волком смотрел на меня из-под своих густых бровей.
— Я предлагаю альтернативный план. Во время атаки следует намеренно оставить экипажам Элизабет Уоррен небольшую «лазейку» для отступления. Нужно отвести наши корабли из одного из секторов внешнего периметра блокады, создав видимость слабого места в наших построениях. Тем самым мы спровоцируем американцев на попытку прорыва…
Все взгляды скрестились на мне — кто-то смотрел с плохо скрываемым недоумением, кто-то с нарастающим интересом, а кое-кто и с нескрываемым возмущением. Особенно свирепо сверкал глазами Самсонов, явно уязвленный тем, что какой-то там Васильков перехватил инициативу и выставил его в невыгодном свете перед всеми присутствующими. Впрочем, меня мало волновала реакция уязвленного в самолюбии Ивана Федоровича. Сейчас куда важнее было убедить остальных адмиралов в своей правоте и склонить чашу весов в пользу здравого смысла.
— Ведь подумайте сами, что станет делать загнанный в угол противник, когда ему неожиданно приоткроют лазейку для бегства? Правильно, кинется туда очертя голову, лишь бы вырваться из кольца окружения. В особенности, если альтернатива — почти верная гибель. При этом янки явно не будут слишком щепетильны в плане организации прорыва. Никакого четкого построения, никаких продуманных боевых порядков. Обезумевшая от горя и отчаяния ватага кораблей, каждый сам за себя — вот что хлынет в зазор нашей блокады…
Я внимательно вглядываясь в лица своих товарищей. Кажется, мне удалось пробудить в них интерес к дальнейшим перспективам. Даже Самсонов, кажется, заинтригованно подался вперед. Что ж, вот он — момент истины! Пора выкладывать главный козырь.
— А это значит, — медленно, с расстановкой произнес я, — что у нас появляется уникальный шанс перебить противника почти без риска для себя. Ведь разрозненные и охваченные паникой американские корабли станут легкой добычей. Беглецов можно будет расстреливать буквально как в тире — в корму и борта, по одиночке и кучно, почти не опасаясь организованного сопротивления. Тем более, что морально сломленные и надломленные «янки» на открытом пространстве видя, что брезжит надежда на спасение, вряд ли станут сражаться с тем же ожесточением, что внутри своей крепости.
Напряженные позы моих собеседников чуть расслабились, задумчивые морщины на их лбах начали разглаживаться. Похоже, смысл моей задумки начал доходить до сознания командования. По крайней мере, прежнего скептического недоумения на лицах присутствующих я уже не наблюдал. Ободренный этой безмолвной поддержкой, я решил закрепить успех:
— Итак, господа, суть моего плана предельно проста. Мы намеренно оставляем противнику возможность вырваться из ловушки через специально подготовленный коридор. И одновременно стягиваем к этому месту основные ударные силы для решающей битвы. Отступающие в беспорядке американцы, надеясь спастись бегством, сами охотно подставятся под наши пушки. И тогда последует сокрушительный удар объединенного русского космофлота, который окончательно довершит разгром 4-го «вспомогательного». Никакого кровопролитного абордажа, никаких чудовищных потерь среди наших кораблей и экипажей. Победа достанется нам малой кровью!
Адмиралы одобрительно закивали, обмениваясь многозначительными взглядами — кажется, предложенная схема и в самом деле приходилась им по душе. Ведь такой финт позволял разом покончить и с потрепанным, но все еще опасным противником, и сберечь жизни собственных космоморяков. А что может быть важнее для командира, чем здоровье и благополучие подчиненных?
Самсонов, конечно, продолжал бросать на меня испепеляющие взоры и гневно раздувать ноздри. Похоже, он в принципе не мог смириться с тем, что в очередной раз упускает возможность покрасоваться. Ну да пес с ним, с обиженным честолюбцем! Главное — мне удалось убедить командующего эскадрой.
— Признаться, контр-адмирал Васильков, поначалу ваше предложение показалось мне довольно рискованным. Но, обдумав все как следует, я склонен с вами согласиться. В самом деле, открытое столкновение с фанатично сражающимся противником сейчас не в наших интересах. А вот заманить его в ловушку, сыграв на естественном стремлении к спасению — это может сработать. Во всяком случае, при таком раскладе мы не дадим янки ни малейшего шанса на организованное сопротивление…
— Это недопустимо! — возмутился Иван Федорович, порывисто вскакивая с места и перебивая Дессе. Его одутловатое лицо побагровело от едва сдерживаемой ярости, а глаза метали молнии. — Вы предлагаете сознательно выпустить этих мерзавцев из ловушки, когда у нас есть уникальный шанс покончить с «янки» раз и навсегда⁈ — продолжал бушевать взбешенный Самсонов, брызгая слюной и потрясая кулаками. — Уж не знаю, контр-адмирал Васильков, как следует расценивать подобные ваши высказывания — то ли как откровенную трусость, то ли вообще как завуалированное предательство…